Алексеев Сергей - Сокровища Валькирии 4
Сергей Алексеев
Сокровища Валькирии (Книга четвертая)
1
На весь окружающий мир и суету человеческую Святослав Людвигович смотрел
печально и безрадостно, как поживший и заезженный конь, поставленный за
ненадобностью в стойло, но пока еще не лишенный сил. Время от времени его
приглашали на какие-то заседания ученых советов, куда он принципиально не ходил,
поскольку не желал выглядеть старинной мебелью, поставленной для антуража;
бывало, вызывали на собрания ветеранов-геологов, которые он тоже игнорировал,
ибо знал, что, кроме ностальгических и хвастливых воспоминаний, бутафорского
костра в соседнем сквере и походных песен, исполняемых под гитару старческими
голосами, ничего интересного не будет. А еще приходили десятки зазывающих писем
из всевозможных общин, обществ, сект и медитационных центров, которых
расплодилось великое множество и которые стремились заполучить у академика некие
"знания". В переписку он не вступал и всю почту вместе с присланной литературой
связывал в пачки и складывал на антресолях: бумагу можно было использовать
вместо топлива, если что...
Дважды Насадному предлагали уехать из России: первый раз в Германию, по
приглашению литовской общины - вспомнили, что он родился в Прибалтике, сулили
предоставить бесплатно хорошую квартиру и приличный пансион. Второй раз зазывали
в Англию, причем к нему в Питер специально приезжал представитель компании "Де
Бирс", обещавший обеспечить достойную, цивилизованную старость. Академик мягко и
упрямо отказывался, не выдавая своих убеждений относительно свободы, капитала и,
в частности, хищной волчьей пасти вышеозначенной фирмы.
И только однажды сорвался, когда ни с того ни с сего в октябре девяносто
третьего ему как старому академику предложили проклясть засевший в "Белом доме"
парламент. То ли спутали с другим старейшим питерским академиком, охотно
проклинающим всех, кого ни предложат, то ли решили, коль он родился в буржуазной
Прибалтике, то, следовательно, - сторонник прогрессивных реформ, расстрелов и
западного образа жизни. Что-то вроде латышского стрелка-наемника в свое время.
Возмущенный Святослав Людвигович написал страстное, гневное письмо и разослал во
все газеты, которые знал, но опубликовали его только в незаметной частной
газетенке; в других обозвали "красным фашиствующим академиком".
После этого Насадный вообще самоустранился от мирской жизни и даже на улицу
выходил лишь с наступлением сумерек, либо в дождливую погоду, когда можно не
просто прикрыться зонтом, а отгородиться им от прохожих. Занять время у него
было чем, и увлечение это давно стало художественным творчеством, к которому он,
как всякий творец, относился щепетильно и страстно.
Лет двадцать назад, когда в камералке института списали и выбросили в металлолом
старинное, еще дореволюционное камнерезное оборудование, Святослав Людвигович
перетащил его к себе на квартиру (просторную, академическую, только что
полученную вместе со званием), отремонтировал, запасся алмазными дисками, пилами
и превратил прежний минералогический музей в мастерскую. Сначала просто
изготовлял шлифы - распиливал камни и до зеркала шлифовал одну поверхность,
выявляя таким образом внутренний рисунок и красоту минерала или куска породы;
потом, когда появилось бессмысленное количество свободного времени, принялся
делать крошечные шкатулки и, наконец, творить каменные панно, размером от
спичечного коробка и до метровых полотен. И, как Скупой Рыцарь, никому не
показывал своих произведений ни под к
